С начала конфликта в Нагорном Карабахе прошло тридцать лет — за это время выросло целое поколение, живущее с призрачным ощущением угрозы, витающим над их головами. Теми, кто детьми напрямую ощутил войну, кому постоянно приходилось перемещаться и переезжать с места на место, перспектива продолжения кровопролития воспринимается особенно тяжело.

30-летней Парване Гурбановой в августе 1993 года пришлось против ее воли покинуть родную деревню Юхары Абдурахманлы в Физулинском районе.

«Мне было около 5-6 лет. Моя мать заставляла всех своих четырех детей спать в одежде до тех пор, пока пока мы не закончили скитаться. Мои детские воспоминания в основном касаются войны. Самый важный момент, который я помню — перед тем, как оставить родной дом, я подошла и поцеловала его стену. Я не знаю, что я тогда чувствовала. Может быть, я понимала, что я уже больше не вернусь домой».

Три поколения семьи Парваны покинули родные деревни вместе, в грузовике КрАЗ.

«Мы могли взять с собой только одеяла, одежду и еду. У меня сохранилась только одна моя детская фотография, которую я в свое время вырезала из общей фотографии. Мы не могли взять с собой много вещей», — вспоминает Парвана.

Первым прибежищем для них стала деревня Беюк Бахманлы — тоже в Физулинском районе. В то время армянские войска еще не добрались до нее. 15 дней семья жила в доме какого-то человека, которого сейчас Парвана даже вспомнить не может. Затем они переехали в Джалилабад, в дом друга дедушки. Они жили там около четырех месяцев, а затем нашли укрытие в заброшенном офисном здании.

Жестокий человек

«Владелец этого офисного здания был жестоким человеком. Иногда он нападал на нас, чтобы мы быстрее уехали... но нам некуда было идти. Там мы столкнулись с большими трудностями. Отцу приходилось часами стоять в очереди за хлебом и мукой... Иногда он возвращался с пустыми руками, а дома его ждали четверо голодных детей. Но в деревне у нас все складывалось хорошо. У нас были земельные участки, отдельные фруктовые сады и огороды».

Парвана окончила 11-й класс в Джалилабаде. В районе не было школ для ВПЛ, поэтому она училась в обычной городской школе.

«Ко мне иначе относились в школе — как будто другим детям было жалко меня. Не знаю, почему, но по каким-то причинам, по отношению к ВПЛ существовала четкая позиция. В конце концов, я привыкла к этому».

История нескончаемой иммиграции

После того, как Парвана окончила среднюю школу, они с семьей переехали в Баку. Сначала они жили в поселении во дворе нефтеперерабатывающего завода. Через некоторое время они перебрались в обычный дом. Сейчас Парвана работает в столице администратором веб-сайта.

«Я не хочу войны. Я говорю это как человек, который был ее свидетелем, страдал от ее последствий и нищеты. Я думаю, что молодое поколение сейчас больше интересуется бизнесом — социальными и экономическими проблемами — чем войной. Человек в здравом уме не захочет войны. Я выстроила свою жизнь здесь, и не думаю, что вернусь в нашу деревню. Я не хочу больше мигрировать. Вся моя жизнь ушла на миграцию. Каждый новый переезд означает начинать все с нуля. Любовь к моей родной деревне всегда будет со мной. Территории должны быть возвращены — это наши исторические земли, но это нужно сделать мирно. Больше никакой войны, никаких смертей».

Правительство Азербайджана утверждает, что в результате конфликта в Нагорном Карабахе было перемещено около 700 тысяч азербайджанцев.

Бегстро в кузове фуры

30-летний Фахри Мамедов живет в деревне Чирагли Агдамского района, недалеко от линии соприкосновения. В 1993 году ему вместе с семьей пришлось покинуть Чирагли.

«Мы уехали, когда узнали, что армия Армении вошла в соседнюю деревню, Баш Гарванд. Нам сказали, что армянские солдаты добрались до центра Чирагли. Мы уехали оттуда в кузове фуры. Нас было 10 человек».

Первая остановка была в соседнем районе, Барда. Там, в деревне Каталпараг они 5-6 месяцев прожили в старом здании. После перебрались на север, в Евлахский район, где в течение девяти месяцев они жили в здании средней школы. После этого семью из четырех человек перевели в поселок модульных сборных домов из фанеры и гофрированного железа в близлежащем городе Мингячевир. Эти дома построили как временное жилище для внутренне перемещенных лиц.

«В первый класс я пошел в этом городе, но занятия проходили в палатках. Я помню первый день в школе: шел дождь, вода заполнила палатку — все было в грязи. С учебой все было хорошо — я был прилежным учеником. Проучился там до шестого класса».

Фахри вспоминает жизнь в Мингячевире: «Это было как в пустыне — там не было деревьев, никакого озеленения. Мы постоянно двигали дом, чтобы остаться в тени, когда солнце перемещалось с востока на запад. Света не было. Раз в неделю приезжал грузовик с баками воды и раздавал нам ее.

К нам не поступало горючее, поэтому мы собирали дрова и коровий навоз. Мы использовали их для отопления домов, а исходящий дым защищал нас от комаров. Осенью из-за сильного холода было очень тяжело. В школах и в домах стояли газовые горелки.

Летом мы готовили на них еду. От исходящего от них горячего воздуха было тяжело дышать. Летом невыносимо было жить в [этих] домах. Они были сделаны из металла и быстро нагревались, а на их охлаждение уходило много времени. Мы жили там пять лет».

Фахри добавляет, что такая жизнь неизбежно повлияла на здоровье семьи. У его отца был астматический бронхит, симптомы которого проявляются только с возрастом.

Возвращение домой — на линию соприкосновения

Уезжая из дома, они захватили с собой ключи. Фахри говорит, что однажды показал их отцу и спросил: «Папочка, мы ведь вернемся и откроем дверь?». Сейчас ключи снова покоятся в двери дома.

9 мая 1999 года семья вернулась в Чирагли. «В доме везде были следы от пуль. Дверь и окна были сломаны. Тогда я осознал ужас войны. Во дворе было полно пуль и разных снарядов. Нам было страшно, но мы должны были остаться. Сейчас мы все еще слышим, как пули ударяют о стены и ворота нашего дома».

В 2004 году правительство передало право собственности на модульные дома жителям деревни. Семья Фахри разобрала свой и отстроила его в своем дворе в Чирагли. Там никто не живет, семья использует его в основном как склад для хранения зерна, ячменя, лука и картофеля.

«Не проходит и дня, чтобы я не зашел в этот дом — он стоит перед моими глазами. Он богат воспоминаниями», — улыбается Фахри.

Он убежден, что конфликт разрешится и земли, потерянные Азербайджаном, будут возвращены. Он говорит, что является мирным жителем и поддерживает мирное урегулирование конфликта, но считает, что другие итоги неизбежны.

«Война окружает меня каждый день. Я живу по соседству с Вооруженными Силами Армении. Моих бабушку, тетю и племянника задевали пули во дворе нашего дома. Мы имеем право на спокойную жизнь. Мы с отцом и дедушкой живем в состоянии войны. Я не хочу, чтобы мои дочери жили так. Во время апрельских [2016] событий я вывел семью из дома и отвел в безопасное место. Дети были маленькими и не понимали, что происходит. Я надеюсь, что они вырастут в лучшей обстановке. Война или мир — должно быть что-то одно. Я устал так жить».

[Читайте о другой стороне конфликта: Молодые мужчины в Нагорном Карабахе остаются непоколебимыми перед лицом войны]

Эта статья опубликована в рамках программы International Alert, которая является частью инициативы Европейское партнерство по мирному урегулированию конфликта вокруг Нагорного Карабаха (ЕПНК). Все высказанные мнения и терминология выбраны самим автором и могут не отражать точку зрения OC Media, International Alert или доноров.