В эпоху Интернета дискуссии о травле становятся все более глобальными. В Азербайджане такие дискуссии проливают свет на отношение в стране к насилию, мужественности и чести. Дети часто оказываются вынужденными участвовать в таких «уроках жизни» на школьной площадке, которые нередко оканчиваются плачевно.

В декабре случилась известная история с участием американского подростка Китона, который рассказал на видеокамеру о том, что стал жертвой травли. Реакция в США была практически согласована: звезды шоу-бизнеса и онлайн комментаторы заступились за мальчика.

Реакция в азербайджанских соцсетях была иной. Хотя многие посочувствовали мальчику, у некоторых была совершенно противоположная реакция. Они заговорили о том, что с Китоном «наверное, что-то не так», и что нужно уметь давать сдачи. Некоторые вспоминали, какими мужественными они были в школе.

«Парень-то вроде не такой уж и уродливый. Видимо не вписывается в коллектив или какой-то другой. Ну, нюня одним словом», — пишет одна девушка.

Социолог и бывший школьный психолог Умай Ахундзаде говорит что реакция на травлю, которая встречается в азербайджанском обществе — это классическое поведение традиционного общества, где существует тип реакции обвинения жертвы (victim blaming).

«Люди чувствуют бессилие перед насилием и агрессией, но вместо того, чтобы признаться себе в том, что они в одиночку не могут предотвратить насилие и несправедливость, начинают обвинять жертву, — говорит она, — Это удобная позиция позволяет людям не чувствовать собственную уязвимость перед несправедливостью и насилием».

В зависимости от пола объекта буллинга, задействуются разные гендерные стереотипы. «Например, если это мальчик, то его могут обвинить в несоответствии идеалам традиционной мужественности, по которым мужчина должен быть способным защитить себя и других, а значит и готовым применить насилие, — говорит Ахундзаде, — Если это девочка, то обвинители скорее всего найдут в ее поведении то, что по их мнению оправдывает травлю».

В любом случае, говорит Ахундзаде, корни обвинения жертвы связаны с нормализацией применения насилия и нечувствительности общества к ситуации несправедливости в целом.

Она также отмечает, что часто дети не рассказывают о том, что их травят в школе родителям, и связывает это с тем, что ребенок в таком случае опасается получить реакцию из категории victim blaming, т. е. «ты сам виноват». Кроме того, молчание ребенка говорит иногда об отсутствии доверительного отношения с ними.

Именно это и произошло с Гюнай, матерью 12-летнего Хагани, которая стала догадываться о травле после разорванных учебников и множества наводящих вопросов. Кроме того она обнаружила, что ребенок плохо спит и стал нервным. Как говорит нам Гюнай, она перевела ребенка в частную школу, опасаясь за психическое здоровье ребенка.

Долгосрочные последствия травли

Появляется множество исследований на тему буллинга, которые показывают, что он имеет тяжелые последствия во взрослой жизни. Так, опубликованное в журнале Lancet Psychiatry исследование Уорикского университета (Великобритания), выявило, что дети, ставшие жертвой травли, в пять раз чаще страдают от приступов тревожности и вдвое чаще от депрессии в сравнении с детьми, с которыми плохо обращаются родители.

Другая группа британских исследователей проанализировала данные Avon Longitudinal Study of Parents and Children (долгосрочного исследования детей и родителей) в Великобритании, где исследовалось более 5 тысяч семей. Они обнаружили, что во взрослой жизни бывшие жертвы буллинга чаще страдают от психических расстройств, чем другие взрослые.

Азиз, которому сейчас 33 года, рассказывает что имел опыт как школьной травли, так и насилия в семье, где отец часто напивался и бил его. По словам Азиза, он начал заикаться в старших классах, что продолжалось до 25 лет.

«Кроме того я был очень стеснительным, боялся знакомиться с девушками, — рассказывает он, — Потом занялся музыкой, начал петь, и оказалось что когда я пою, то не заикаюсь. Через полгода или год после этого заикание прошло».

Азиз рассказывает, что ненавидит свою школу, и чтобы не предаваться дурным воспоминаниям, старается обходить ее стороной. Он добавляет: «травля сломала мне жизнь, и хорошо, что об этом сейчас начали говорить». Кроме того, он говорит, что педагоги знали об отношении к нему одноклассников, но никак на это не реагировали.

Что делают педагоги

Вагиф, школьный педагог, считает, что корни травли зарождаются в обществе. Вспоминая о своих наблюдениях, он говорит: «Многие предпочитают присоединяться если не к самой травле, но получать удовольствие от общих насмешек, — говорит он, — Но есть классы, где этого я не наблюдал, точнее эти явления прекратились в 6–7 классах».

По его словам, наличие или отсутствие травли во многом зависит от преподавателя. «В этих классах было больше педагогов, интересующихся повседневностью учеников, это были учителя, которые работали с детьми, а не отпускали ситуацию», — говорит учитель.

Он говорит, что говорит наедине с детьми, которые травят других. По его словам, такой подход иногда работает. По его словам, чаще травле подвергаются «слабые дети», и те, кого перевели в новый класс.

Впрочем, Гюльнара, заместитель директора одной из престижных частных школ, считает что разговором между обидчиком и учителем мало чего можно добиться. «Если ребёнок уже стал жертвой того, что классифицируется как буллинг, толку от бесед учителей с виновниками на морально-этические темы ноль-мертвому припарка», — говорит она.

По ее словам, куда успешнее методы, которые практикуют в Баку частные школы, взявшие за модель иностранные. В уставе школ расписано то, как нужно поступать в таких случаях: родители потерпевшего ребенка приходят к директору и вводят его в курс дела, а заодно и педагогов и классного руководителя.

«Требование одно — прекратить немедленно физические и вербальное и невербальное насилие вне зависимости от трактовки своих действий обидчиком, — говорит она, — И если ситуация повторится — исключение из школы с указанием причин». На время разбирательства ученика-обидчика в любом случае отстраняют от учебы. И этот метод, по ее словам, действует: «Это становится хорошим жизненным уроком для всех участников».

Родители часто усугубляют проблему

Впрочем, по ее словам, родители не всегда в помощь. Родители с обеих сторон часто предпочитают враждовать друг с другом вместо того, чтобы вместе решать проблемы. Они часто видят очень распространенное решение — «отдам на спорт — пусть всех изобьет».

«Они втолковывают это своим детям, поощрют агрессивное поведение, — говорит она, — Побеждает далеко не самый физически сильный, но самый вероломный: нож, кастет, группа поддержки из старших ребят».

По ее словам, единственный выход тут — требовать и добиваться исполнения законных решений. «Надо учить детей своим примером решать конфликты в правовом русле, — говорит она, — Тебя обругали, допустим даже при всех — ты тут же письменно обращаешься к завучу/директору».

Но, по ее словам, это упирается часто в менталитет, где в обществе принято негативно относиться к «доносчику». «Нашим детям внушают — «не будь стукачом», — говорит Гюльнара, — Кроме того, часто свидетели происшествия не рассказывают о том, что произошло по той же причине. И их устаревшие понятия о чести совершенно не задевает, что страдает невинный человек».

Родители, с которыми OC Media общались в социальных сетях подтвердили слова Гюльнары. Некоторые из них решали проблемы скандалами с родителями и детьми обидчиками, а одна призналась, что кричала на чужого ребенка и готова была его ударить.