После второй войны в Нагорном Карабахе психологическая помощь понадобилась десяткам тысяч людей. OC Media поговорили с двумя психологами из Армении о работе с травмами, полученными во время конфликта.

21-летняя Гермине Мкоян, студентка старших курсов факультета психологии Ереванского государственного университета, откликнулась на призыв помочь в работе с детьми, вынужденными покинуть зону конфликта, как только в Нагорном Карабахе разразилась война. 

«Первая вещь, о которой я подумала, —  смогу ли я совладать с эмоциями. Нас настраивали, что работа будет долгой», — рассказала Гермине OC Media. «Никто не знал, когда и как конфликт подойдёт к концу». 

В отличие от Гермине, Давит Геворгян давно в профессии. Десять лет он возглавлял Центр прикладной психологии в Ереванском госуниверситете. Но масштаб предстоящей после второй войны работы удивил даже его. «После четырёхдневной войны [в апреле 2016 года] было не так много травмированных военнослужащих, мы почти каждого знали лично», — рассказал он OC Media. 

На этот раз пострадавших — это солдаты и беженцы, включая детей — оказалось десятки тысяч. Ими занимаются около 200 психологов и психотерапевтов из государственных учреждений и частного бизнеса — студенты и специалисты с годами опыта за плечами. Совместно с Министерством обороны и Министерством чрезвычайных ситуаций Армении они помогают беженцам, независимо от того, в какой точке Армении те поселились. 

Дети войны

Все дети, с которыми работает Гермине, были вынуждены покинуть свои дома и сейчас они размещены в отелях в разных частях Армении. «Я думала: это худшее время, чтобы получить опыт работы. Но я пообещала себе быть сдержанной, насколько возможно. Помнить, что надо быть готовой к ещё более страшному и что детям может понадобиться помощь, которой мы не ожидали».

Чтобы ненароком не усугубить переживания детей, Гермине решила не говорить с ними о войне, пока довольно скоро они сами не подняли эту тему. 

«Мы узнали об их потерях среди родных ещё до того, как нас предупредили, что дети могут об этом заговорить», — говорит Гермине. 

Во сне детей беспокоили кошмары. Гермине вспоминает, что по ночам они просыпались от страха, что их новый дом обстреливают: «Они стали более чутко реагировать на шум и звуки, напоминающие бомбардировку». Болезненную реакцию у детей может спровоцировать любые напоминания о войне,  которые в Армении есть повсюду и сейчас — с переездом их страхи не исчезли. 

Гермине говорит, что дети хорошо откликнулись на технику арт-терапии: «Мы рисовали или записывали их страхи и сжигали их [бумагу], чтобы видеть, как они уходят». 

Резкая смена обстановки также сильно повлияла на детей-переселенцев. Оставаясь вне знакомого окружения неопределённое количество времени, можно почувствовать себя в ловушке, и это только усилит острое чувство тревоги, которое испытывают дети, говорит она. 

Даже будучи далеко от родных мест, дети в мыслях постоянно возвращаются к своим домам, поселениям и школам, со страхом думая, что ещё может там произойти. «Нам надо было вселить в них уверенность,  что если в какой-то момент придётся переехать или сменить школу, они не перестанут учиться, у них не отнимут право на образование», — говорит Гермине. 

По её словам, у детей постарше, особенно подростков, были свои переживания: они критиковали себя, что недостаточно помогают другим,а некоторые из них даже говорили, что чувствуют себя «бесполезными».

Фактически, чем старше был пациент, тем тяжелее было его психологическое состояние. 

Давит Геворгян объясняет, что дети в целом менее подвержены посттравматическому стрессу и поэтому быстрее адаптировались к новой реальности. 

«Дело не в том, потеряли ли они родных или столкнулись с войной лицом к лицу. Просто чем более дети чувствительны, тем более гибко они реагируют на изменения». 

Сложнее всего пришлось со взрослыми — особенно теми, кто стал очевидцем активных боевых действий. 

«Мы должны были вернуть их к реальности»

«Особенно сильным оказался шок среди участников первой войны, которым было, с чем сравнивать», — продолжает Давит. По его наблюдениям, физически и внутренне к её ужасам оказались более подготовлены молодые солдаты, отбывающие воинскую повинность, а не резервисты и добровольцы. 

«Они лучше знали свои обязанности и были менее уязвимы», — говорит психолог, оговариваясь, что полностью динамика между этими явлениями может быть ясна только после «дополнительных исследований». 

Согласно источникам из Армении, на войне в Нагорном Карабахе были ранены до 10 тысяч солдат, а свои дома вынужденно оставила большая часть населения — кто-то навсегда, кто-то собирается вернуться. Помогая десяткам тысяч пострадавших, психологи провели колоссальную работу, которая всё ещё далека от завершения, уверен Геворгян. 

Огромное количество пациентов Давиту и его коллегам пришлось разделить на группы и сосредоточиться на превентивной психологической помощи, чтобы уменьшить ущерб психике в первое время после получения травмы. «Неадекватная реакция на неадекватную ситуацию нормальна», — объясняет он. «Мы должны были вернуть их к реальности всего через несколько часов или дней после того, как они получили травму». 

Дело осложнялось не только количеством пострадавших, но и тем, что лишь немногие оказались готовы принимать психологическую помощь. Давит вспоминает, как он и его коллеги, представившись медицинскими работниками, столкнулись с отказом и даже грубостью со стороны солдат. Тогда они решили сменить подход. 

«Люди любят разговаривать о своих проблемах, пока ты не скажешь им, что на самом деле это симптомы», — объясняет Давит. Психологи начали с того, что общались с солдатами в неформальной обстановке, как с друзьями. Только после этого военные согласились продолжить беседу в более серьёзном русле и принять психологическую помощь. 

После подписания трёхстороннего соглашения 10 ноября большая часть общества в Армении испытала недоверие, печаль и ярость. Но пациенты Давита отреагировали иначе. 

«Хорошо, что больше никто не умрёт», — не раз слышал Давит из уст большинства своих пациентов. 

«Опустошение и осознание произошедшего наступят позже», — добавляет психолог. «Только сейчас солдаты начинают понимать, что потеряно и что осталось».  

__________________________________________________________________

Для удобства читателей, редакция предпочитает не использовать такие термины как «де-факто», «непризнанные» или «частично признанные» при описании институтов или политических позиций в Абхазии, Нагорном Карабахе и Южной Осетии. Это не отражает позиции редакции по их статусу.

Мы в соцсетях: ВКонтакте, Телеграм, Одноклассники, Instagram, Facebook. Подпишитесь и читайте подробные новости с Кавказа!