В российских тюрьмах к уроженцам Кавказа «особое внимание» — избиения, издевательства, пытки — со стороны как администрации, так и других заключенных. Но кавказцы-мусульмане сегодня дают отпор, создавая и эффективно используя структуры сопротивления.

Беслан (имя изменено) освободился из одной из уральских тюрем несколько месяцев назад. «Я был свидетелем тому, как избивали кавказцев, в основной массе — дагестанцев, за то, что они всегда пытались защитить друг друга, вместе ели и делали намаз [молились]. Воры при этом держались в стороне, но было видно, что избиение организовано не без их участия и, конечно, с ведома администрации колонии», — рассказал Беслан OC Media.

По словам Беслана, даже в традиционно «черных» лагерях в последние годы размывается интернациональная «воровская» идеология из-за обострения межнациональных и межрелигиозных противоречий, и администрация умело этим пользуется, сталкивая славян и кавказцев, мусульман и «воров в законе».

Упадок «черных» зон

Как пояснил OC Media житель Кабардино-Балкарии Тимур, освободившийся два года назад из колонии на Урале, российские исправительные учреждения традиционно делятся на «черные» и «красные» зоны, а сами заключенные — на «масти», или касты. По словам Тимура, принадлежность к определенной «касте» имеет огромное значение в тюремной жизни, и уроженцы Кавказа часто не вписываются в эту систему.

Тимур объясняет, что «черные» зоны — это места лишения свободы, в которых все строится на «понятиях» — неписаных «воровских» законах. Сотрудничать с администрацией в среде заключенных такой колонии считается неисправимым проступком.

По словам Тимура, в«черных» зонах и тюрьмах до недавнего времени царил криминальный интернационализм. Такие факторы, как расовая и национальная принадлежность или вероисповедание, во взаимоотношениях между заключенными не играли там никакой роли. Главное — это личные качества и поведение в глазах сокамерников и солагерников.

В «красных» зонах, по словам Тимура, положение кавказцев гораздо хуже. «Красными» именуются те тюрьмы, в которых всячески поощряется взаимодействие заключенных с администрацией исправительного учреждения. Жизнь здесь протекает по правилам руководства зоны. По словам Тимура, администрация таких зон и раньше, и сейчас к уроженцам Кавказа априори относится враждебно.

«Склонные к нарушению режима»

Алибека Тенигова, уроженец Северного Кавказа, отбывал наказание в нескольких российских тюрьмах в 1995–1999 и в 2006–2013 годах. По его словам, отношение к уроженцам Кавказа в пенитенциарных учреждениях России стало ухудшаться в середине 1990-х годов, с начала чеченских войн. Представители кавказских народов стали тогда объектами особого внимания со стороны администраций исправительно-трудовых учреждений (ИТУ), а также групп заключенных «красной масти» — то есть заключенных, открыто сотрудничающих с администрацией.

Тенигов сказал OC Media, что в середине 1990-х администрация ИТУ еще отделяла чеченцев от представителей остальных национальностей Кавказского региона, но со временем эта грань в сознании администрации стала размываться.

По мнению Тенигова, этому способствовал очередной виток войны на Северном Кавказе в конце 1990-х — начале 2000-х, когда ряды «экстремистов и сепаратистов» стали пополняться не только уроженцами Чечни и Ингушетии, но также дагестанцами, кабардинцами, балкарцами и другими представителями северокавказских этносов.

«Во время Второй чеченской войны всех чеченцев и ингушей в нашем лагере обязывали каждые два часа ходить на вахту. Неявка на отметку, автоматически означала наказание — вплоть до водворения в штрафной изолятор (ШИЗО)», — рассказал Тенигов OC Media.

По его словам, на делах почти всех заключенных чеченцев в тот период ставились отметки «склонный к нарушению режима» и «склонный к побегу». Тенигов говорит, что начальство под разными предлогами препятствовало отправлению ими религиозного культа — что продолжается и сегодня — и отменяло положенные свидания, запрещала телефонные переговоры, а если и разрешало, то за взятку, размер которой значительно превышал негласно установленную для других заключенных «цену».

Все они — «звери»

Тенигов говорит, что, по его мнению, такое отношение к заключенным с Кавказа сформировалось, поскольку среди так называемых «воров в законе» — высшей «касты» криминального мира — большой процент составляют уроженцы Южного Кавказа — грузины, абхазы, армяне. Хотя доля северокавказцев в «воровском» сообществе мала, начальники «красных» ИТУ не делают между ними различия. Для них все они — «звери». Сегодня даже в «черных» зонах администрация уделяет кавказцам особое внимание.

Тенигов рассказывает, что с первых дней пребывания в следственной тюрьме он почувствовал «особое отношение». Он говорит, что северокавказцам часто устраивают «ротацию» — не дают обжиться в одном месте и каждые несколько дней переводят в новую камеру. По его словам, «так может длиться годами», и это «нервирует заключенного», которому постоянно приходится привыкать к новым соседям.

Тенигов говорит, что администрация не смотрит на значащиеся в личных делах фамилии заключенных — хватает фотокарточек. «Если внешность у тебя славянская или скандинавская, то тебя вряд ли переведут в другую камеру, а кавказский тип лица сразу бросается в глаза», — сказал Тенигов.

«Зеленые» зоны и рост влияния джамаатов

«С крушением СССР, который считался «единой семьей братских народов, — говорит OC Media адвокат Тимур, просивший не называть его фамилии, — принципы интернационализма постепенно стали рушиться и в среде заключенных. Все большую роль в криминальной среде и в пенитенциарных учреждениях стали играть этнические группировки, и все меньшую — «воровской закон» и «красная» администрация. В тюрьмах и колониях, помимо землячеств, основанных на национальной солидарности, стали появляться устойчивые религиозные общины, в частности — мусульманская».

[Читайте в OC Media: Чеченцы и «воры в законе» — не очень совместимые понятия]

«Тюремные джамааты (мусульманские общины) в российских колониях появились далеко не вчера», — поясняет эксперт по Северному Кавказу Денис Соколов газете «Коммерсантъ». «После старта второй чеченской кампании мусульмане впервые стали отправляться в российские тюрьмы столь массово», — говорит он.

«Это создало проблему спецслужбам: ломать людей по одному легче, чем целый джамаат. Тюремное начальство всегда умело управлять зонами лишь через блатных, но через джамааты, видимо, не получается», — рассуждает Соколов.

По мнению Соколова, ислам в российских тюрьмах действительно становится все популярнее, поэтому с некоторых пор наравне с «черной зоной», где царят блатные порядки, появился термин «зеленая зона», подразумевающий, что неформальный контроль над ней взяли мусульмане.

Он также говорит, что сегодня криминальная элита и администрация уступают джамаатам в сплоченности, а их лидеры нередко используют свои возможности для давления на криминал и администрацию.

По мнению Беслана, который освободился из уральской тюрьмы несколько месяцев назад, кавказцы-мусульмане, не имевшие ранее лагерного опыта, нередко сами провоцируют эксцессы — постоянно упоминают Аллаха и пророка, чересчур настойчиво проповедуют свою религию, демонстративно отправляют культ и высказывают отвращение к «харамной» (запрещенной) еде — свинине, колбасе. Тем не менее, ряды исламской общины в колонии, где Беслан отбывал срок, иногда пополнялись за счет вступления в нее русских.

«Мне трудно судить об искренности этих людей. Возможно, они решили принять ислам только для того, чтобы облегчить себе жизнь в зоне, так как члены мусульманской общины всегда держались вместе, помогали и защищали друг друга», — говорит Беслан.

По его словам, администрации не на руку появление новых неформальных групп в среде заключенных, поэтому она пытается препятствовать этому. Беслан говорит, что такая солидарность не нравится и «черной масти», которая боится утратить влияние на основную массу заключенных. «Это обстоятельство делает администрацию и «черную масть» союзниками, хотя ни те, ни другие никогда в этом не признаются».

Там, где «ломают»

С октября 2017 года в Минусинской тюрьме отбывает срок Аслан Черкесов из Кабардино-Балкарии, который в 2010 году в уличной драке в Москве застрелил из травматического пистолета футбольного фаната Егора Свиридова. До перевода в Минусинскую тюрьму из Красноярской колонии Черкесов неоднократно подвергался избиениям и пыткам, о чем он заявлял через адвокатов и сотрудников «Комитета против пыток» и лично — на камеру.

Во время пребывания в Красноярской колонии (2011–2017) он неоднократно получал по пять, десять, пятнадцать суток штрафного изолятора ежемесячно. Он сообщил своим близким через адвоката, что «если его найдут мертвым, то это не будет самоубийством».

«Мне сложно представить того, кто хотел бы попасть в ШИЗО, это (…) небольшое помещение, где нет ничего, кроме стен и табуретки, приколоченной к полу. И человек целый день либо сидит на ней, либо ходит туда-сюда. Там даже лечь нельзя — спальное место откидывается только на ночь, там нельзя курить. Если бы я был осужденным и провел хотя бы пять дней в ШИЗО, я бы до конца срока стремился максимально не допускать нарушений», — отмечает сотрудник «Комитета против пыток» Олег Хабибрахманов.

Правозащитник предполагает, что издевательства над Черкесовым — это заказ властей.

Независимо от места задержания и вынесения приговора, многие уроженцы Северного Кавказа оказываются в тюрьмах и пенальных колониях Сибири и Дальнего Востока. Чеченский бизнесмен Абдула Исаев, к которому не допускают его адвоката, отбывает срок в Минусинской тюрьме на юге Сибири. Там же стал инвалидом и после этого был выпущен на свободу в 2012 г. другой чеченец, Зубайр Зубайраев.

Далеко не всегда целью администрации являются террористы или криминальные авторитеты. По словам правозащитника Льва Пономарева «выходцев с Кавказа продолжают пытать в тюрьмах из ненависти, из мести, без какой-либо рациональной цели.

По мнению юриста фонда «В защиту прав заключенных» Надежды Раднаевой, «предрассудки работников колоний распространяются не только на осужденных сепаратистов (…), а на уроженцев Северного Кавказа вообще».